Разводы у гагаузов прошлого — было или не было?

Взрослые, особенно пожилые, люди часто сетуют на то, что у современных гагаузов традиционные семейные ценности, передававшиеся из поколения в поколение, постепенно претерпевают изменения, и изменения эти, к сожалению, происходят в худшую сторону. Беседуя о прошлом и настоящем от старших часто приходится слышать, что современные молодые люди совсем не дорожат супружескими отношениями, женятся, разводятся, снова женятся, травмируют детскую психику. «А вот раньше такого не было», — качают головами старики и вздыхают с укоризной. А действительно, как у гагаузов обстояло с разводами? Есть вопрос — давайте искать ответ!

В исследовании этого вопроса мне не помогли записи В. Мошкова, к которым я не раз обращалась, исследуя ту или иную тему. Поэтому я обратилась к научным изысканиям наших современников, также занимавшихся исследованием жизни, быта, культуры и традиций гагаузов прошлого. И довольно интересную информацию на это счет удалось найти в научном труде Андрея Шабашова (ныне покойного) «Гагаузы: система терминов родства и происхождения народа». Далее обратимся к автору.

Рассказывают, что еще в 1970-е годы в крупном гагаузском селе Димитровка, население которого состояло не менее чем из пяти тысяч человек, разводы случались в среднем один раз в течение нескольких лет и рассматривались как сенсация, из ряда вон выходящее событие; становились предметом многочисленных кривотолков среди односельчан. В настоящее время, хотя и не во всех семьях живут хорошо, и довольно часто муж и жена даже могут не жить вместе, в одном доме, но до официального развода дело доходит очень редко.

Далее автор пишет: даже и тогда случалось, когда по несколько лет супруги не жили вместе, что фактически семья распадалась.

«Особенная редкость — разводы между супругами-односельчанами или супругами родом из соседних сел (например, муж — гагауз, а жена — болгарка из соседнего села). Если разводы и случались, то чаще с русскими женами, которых в одно время привозили, когда ездили во второй половине XX века на Север на заработки. Эти женщины не приживались в гагаузской среде и практически все уехали обратно домой — потому что «культура слишком разная».

Если человек был женатым и развелся, это откладывало на всю его дальнейшую жизнь негативный отпечаток, его авторитет, независимо от обстоятельств развода, падал, пишет Андрей Шабашов. Во второй раз разведенные гагаузы обычно брали в жены или старую деву, или разведенную женщину не из своего села, часто даже другой национальности, но с близкой гагаузам культурой. К таким относились болгарки, молдаванки, даже украинки, которые тоже неплохо приживались в гагаузской среде, в отличие от русских и некоторых других невест.

Впрочем, браки гагаузок с представителями других народов, хотя были еще более редкими, чем у гагаузов-мужчин, они, как правило, были более удачными: неприхотливая гагаузская женщина, выросшая на ценностях «мужской» патриархальной культуры, если муж соответствовал минимальным требованиям, предъявляемым к этой фигуре в большинстве культур, успешно приживалась и в иных, чем дома, условиях.

Вместе с тем, пишет далее автор, нельзя сказать, что разводы безусловно осуждались, даже если инициатором выступала женщина. В общественном мнении считалось, что женщине более недостойно продолжать жить с непорядочным мужем, не выполняющим свои элементарные обязанности и (или) несоответствующим моральному облику уважаемого мужчины, нежели развестись с ним. Так что, говорить сегодня, что гагаузская женщина не имеет «морального права» изъявить желание о разводе, чтобы не «позорить память предков», как минимум, не корректно.

Что такое «ааретлик» и что было с детьми от предыдущих браков

В связи с тем, что у гагаузов, как пишет Андрей Шабашов, «никто не собирается жить один», основной ценностью человеческого существования являлась и является ценность семейной жизни, посему вдова или вдовец после соблюдения положенного траура, который длится в среднем в течение одного года для мужчины и в течение трех лет — для женщины, повторно вступали в брак, и дети одного или обоих супругов, нажитые в первом браке, автоматически усыновлялись (удочерялись).

Общее наименование для усыновленного ребенка у гагаузов — «ааретълик», без различия пола — и мальчик, и девочка. Как говорят гагаузы, сын это или дочь — «и так видно». Отсутствие дифференциации по половому признаку определенных категорий живых существ и людей, которые в некоторых других языковых системах, напротив, не мыслятся вне категории пола, — обычное явление для тюркских языков.

Противоположным понятию «ааретълик» является «икиньджилик» или «арадан ушаклар» — «общий ребенок родителей во втором браке», так же без различия по половому признаку. при этом вызывает сомнение перевод этого слова, приводимый Л.А.Покровской, — «неродной, сводный брат» (дословно «вторичник»), пишет Шабашов.

Усыновленные (удочеренные) во втором браке дети, другой термин для их обозначения — «гельмä ушак» (буквально — «пришедший» (ребенок) либо «гетерильмä ушак» (буквально — «приведенный» (ребенок), подразделяются на две категории: «гельмä (гетерильмä) анасынан» — «пришедший с матерью», «приведенный матерью», и «гельмä (гетерильмä) бубасынан» — «пришедший с отцом», «приведенный отцом».

Поскольку терминальной ценностью у гагаузов, как уже неоднократно отмечалось, являлись и являются ныне (в несколько более ослабленной степени) ценности семейной жизни и одной из основных ее составляющих есть рождение и воспитание детей, то в случае бездетности брачной пары муж и жена усыновляли (удочеряли) чужого ребенка.

Как правило, ребенок близких родственников мужа, чаще — ребенок его брата, то есть его родной племянник из многодетной семьи, в дальнейшем продолжал сохранять близкие отношения с семьей своих биологических родителей, с которой, естественно, близкие отношения поддерживали и его новые родители. Обычно в бездетную семью брали сына, так как с продолжение рода связывали, главным образом, наличие мужского потомства. Впрочем, не исключительными были и случаи, когда муж и жена брали в качестве приемного ребенка и дочь. В этом случае она становилась наследницей своих приемных родителей, и действовал тот же механизм, что и в случае наличия в семье только дочерей (или одной дочери) — институт приймачества, по которому муж младшей или единственной дочери должен был поселиться у своей жены и в дальнейшем становился хозяином этого дома, хотя и не совсем полноправным, как в обычном случае поселения супругов в доме мужа, поясняет Андрей Шабашов.

Кстати, важное дополнение: нынешние бабушки и дедушки очень хорошо помнят, как исполнялась эта традиция, особенно это касалось усыновления/удочерения чужих детей в тяжелые послевоенные годы и в годы страшного голода, когда люди массово гибли от недоедания. В то время, следуя гуманному принципу «чужих детей не бывает», сердобольные гагаузы принимали в свои семьи не только детей своих родственников, оставшихся без родителей, но и соседских или даже из других сел.

Оставшихся без родителей детей в обязательном порядке брали на воспитание ближайшие родственники, усыновляя (удочеряя) их. Поскольку каждая семья входила группу родственных семей (семейно-родственную группу), чаще всего очень многочисленную, малочисленную — редко, потеряв родителей, ребенок, тем не менее, имел множество более или менее близких родственников, которые обязаны были, во всяком случае, под давлением общественного мнения, игнорировать которое в традиционном гагаузском обществе было немыслимо, их усыновить (удочерить).

Случаев, когда сироты оставались бы после потери родителей совсем одни, у гагаузов, пожалуй, практически не было, уточняет Шабашов. Впрочем, и у гагаузов, как и многих других народов, иногда отмечалось незавидное положение сироты. Гагаузские поговорки гласят: ÿÿсÿзÿнь да куйтуджýу — пыланнáр бойундá («очаг сироты — у забора»), «сирота никогда не смеется» и пр.

Если родители умирали, оставив после себя много детей, то старшие дети обычно были уже достаточно взрослыми, чтобы самим воспитывать своих младших братьев и сестер, и они выступали в таком случае в роли опекунов, фактически родителей. Соответственно, несколько изменялся их статус, отношение к ним младших детей, впрочем, фамильярность по отношению к старшим братьям и сестрам была абсолютно недопустима, как говорилось, и в обычных семейных отношениях. 

Как обстояли дела у других народов

У болгар метрополии бездетные супруги еще в молодости усыновляли чужого ребенка, обычно мальчика, чтобы он досматривал их в старости. Усыновление связано здесь с верованием, что воспитание чужого ребенка приносит счастье и в отношении собственного потомства: «Вырасти чужого, и Господь даст тебе своего», пишет Андрей Шабашов.

У некоторых других народов институт усыновления имел более сложные формы. У казахов бездетные родители могли усыновить мальчика, взятого как у родственников, так и из другого рода. В их наследственных правах имелись некоторые интересные детали. Так, приемный сын из своего рода мог пользоваться всеми правами законного наследника, но после смерти отца (неродного) он должен был преподнести подарки всем родственникам покойного.

Если приемный ребенок был из другого рода, то при желании отец мог официально объявить его законным наследником, сделав при этом некоторые подарки своим близким. Тогда после смерти неродного отца никто не мог претендовать на наследство. Если же воспитавший не хотел этого или по случаю скоропостижной смерти не успел это сделать, то его родственники, выделив надел сыну, разрешали ему уехать к своим, а остальное имущество покойного делили между собой.

Все это, конечно, не исключало различных вариантов и отступлений от общепринятого правила, зависевших от конкретных обстоятельств.

Текст и фото: Блог Наты Чеботарь